– Ты здесь всю жизнь прожил? – спросила Сара.

– За вычетом учебы в университете.

– Ну и как тебе здесь нравилось?

– Знаешь, в провинциальных городках есть свое очарование. Все кажется таким надежным. Помню, когда мне было лет шесть-семь, я отправлялся с друзьями на рыбалку или в лес, до самого ужина. А иногда мы ставили палатку и ночевали на берегу реки. И мои родители совершенно не волновались. Здесь для мальчишек рай, и я счастлив, что Джона растет так же.

– Ты отпустишь Джону на реку с ночевкой?

– Ни за что. Даже в нашем Нью-Берне все изменилось.

Люди гуляли, подходили то к одному крыльцу, то к другому.

– Можно задать тебе один вопрос? – сказал Майлс.

– Это зависит от того, какой вопрос.

– Что за человек твой бывший муж? Ты о нем никогда не рассказывала.

– Его зовут Майкл Кинг. Мы познакомились, когда он окончил магистратуру. Брак продлился три года. Он богат, образован, хорош собой.

– Ну, теперь понятно, почему он тебе не нравится.

– Первые года два мы были счастливы. Во всяком случае, я. У нас была чудесная квартира, мы все свободное время проводили вместе, и мне казалось, я его хорошо знаю. Но выяснилось, что я ошибалась. Под конец мы почти не разговаривали, только ругались… и брак у нас не получился.

– И когда ты решила, что все кончено?

– Когда он принес бумаги на развод.

– Ты этого не ожидала?

– Нет.

– Я сразу понял, что он мне не понравится. – А еще Майлс понял, что она не все ему рассказала.

– Может, поэтому мы с тобой и поладили, – усмехнулась она. – У нас вкусы одинаковые.

– Расходимся разве что во взглядах на провинциальную жизнь.

– Я не говорила, что мне здесь не нравится.

– Но вообще эта жизнь не по тебе, да? Ты здесь долго задерживаться не собираешься, так?

– Смотря как сложится.

– Что сложится?

Она улыбнулась:

– Может, у меня появятся веские причины здесь остаться.

Майлс с Сарой побродили еще пару часов. Наконец народ стал расходиться по домам.

– Нам надо зайти в одно место, – сказал Майлс.

Он взял Сару за руку. Вскоре они оказались около старого двухэтажного дома. На крыльце горела дюжина свечей, в кресле-качалке сидела пожилая дама. Майлс и Сара устроились на ступеньках.

– Добрый вечер, мисс Харкинс, – сказал Майлс. – Ну как, много у вас сегодня побывало народу?

– Как обычно, – ответила мисс Харкинс. Ее хриплый голос выдавал заядлую курильщицу. – Сам знаешь, как это бывает. – Она пристально взглянула на Майлса: – Ну что, пришли послушать историю про Харриса и Кэтрин Прессер?

– Я подумал, ей бы хорошо ее услышать, – серьезно кивнул Майлс.

В глазах мисс Харкинс мелькнул задорный огонек. Майлс обнял Сару за плечи, и ей стало легко и покойно.

Рассказывать мисс Харкинс начала шепотом:

– Харрис Прессер родился в восемьсот сорок третьем году, родители его держали небольшую свечную лавку в центре Нью-Берна. Кэтрин Порди исполнилось семнадцать, и она, как и Харрис, была в семье единственным ребенком. Ее родители владели гостиницей и лесопилкой, и семья считалась самой богатой в городе. В шестьдесят втором году в город вошли войска северян, но Харрис с Кэтрин все равно встречались летними вечерами и гуляли по берегу Ньюс. Но когда об этом прознали родители Кэтрин, они пришли в ярость и запретили дочери встречаться с Харрисом – они сочли, что отпрыск небогатого семейства Прессер недостоин их дочери. И тогда молодые люди придумали вот что. Когда родители Кэтрин засыпали, она выставляла на подоконник зажженную свечу, и Харрис выскальзывал из дому, забирался на старый дуб, что рос в аккурат под окном Кэтрин, и помогал девушке спуститься. Так они встречались чуть ли не каждый день, и любовь их становилась все сильнее.

Мисс Харкинс прищурилась, в голосе появились зловещие нотки:

– Северяне установили в городе свои порядки. Объявили комендантский час, и любого, кто выходил на улицу поздно вечером, могли пристрелить без суда и следствия. Харрис не мог теперь встречаться с Кэтрин, но он допоздна работал в родительской лавке, а в окне всегда стояла горящая свеча – так он показывал Кэтрин, что тоскует по ней. Однажды священник, который симпатизировал влюбленным, передал Кэтрин письмо от Харриса: он уговаривал ее бежать с ним. В случае согласия она должна была выставить в окне две свечи. Так оно и случилось, и молодые люди, несмотря на все препоны, в полнолуние обвенчались. Службу служил тот самый священник, который доставил письмо.

К несчастью, родители Кэтрин перехватили следующее письмо Харриса. Спустя несколько дней отец Кэтрин обратился к полковнику северян и сообщил, что в городе скрывается шпион конфедератов. Харриса арестовали прямо в родительской лавке. Его должны были повесить, и его последней просьбой было зажечь свечу в окне лавки. Просьба была исполнена. Ночью Харриса повесили на том самом дубу, что рос у дома Кэтрин. Кэтрин была безутешна и понимала, что виной всему ее отец.

Она пошла к родителям Харриса и попросила отдать ей ту свечу, горевшую на окне в ночь, когда погиб Харрис. Свечу ей отдали, и вечером Кэтрин зажгла обе свечи. Родители нашли ее утром. Она покончила с собой – повесилась на том самом дубу, на котором казнили Харриса.

Майлс крепче обнял Сару.

– Свечи горели всю ночь и весь следующий день, пока не превратились в две лужицы воска. Но они все равно горели целых три дня – ровно столько, сколько были женаты Кэтрин и Харрис, – и лишь после этого погасли. – Мисс Харкинс придвинулась поближе к слушателям: – До сих пор время от времени кто-нибудь рассказывает, что видел в том окне две горящих свечи. Но видят их только влюбленные. Увидите ли их вы двое – зависит лишь от силы вашего чувства.

Мисс Харкинс прикрыла глаза, словно рассказ лишил ее последних сил. Минуту она просидела без движения. Сара с Майлсом замерли, затаив дыхание, – боялись нарушить таинственную тишину. Когда же она открыла глаза, Майлс и Сара попрощались с ней и ушли.

На улице Майлс снова взял Сару за руку. Они молча свернули за угол и направились к Флит-стрит. Впереди, за домами, виднелась река.

– Ну что, идем ужинать?

– Да, сейчас пойдем, – рассеянно ответил Майлс.

Он замедлил шаг и вдруг остановился, притянул Сару к себе. Она закрыла глаза, лица их оказались совсем рядом, и больше для них уже ничего не существовало. Поцелуй длился целую вечность, и, когда губы их наконец разомкнулись, Майлс обнял ее, уткнулся ей в шею и нежно поцеловал в ямку над ключицей.

Через несколько минут они уже шли к ней домой, он не выпускал ее руки из своей, поглаживая большим пальцем ее ладонь. В квартире Майлс повесил куртку на спинку стула, а Сара пошла на кухню.

– Что на ужин? – спросил он.

– Лазанья и салат. Тебя устраивает?

– Еще как. Я могу чем-нибудь помочь?

– Да все уже почти готово, – сказала Сара, ставя в духовку лазанью. – Если хочешь, разведи огонь. И открой вино – оно на столе на кухне.

– Будет сделано.

– Я сейчас приду, – крикнула Сара и зашла в спальню.

Поцелуй и обрадовал, и встревожил ее. Она понимала, что сегодняшний вечер определит их отношения, и была напугана. Ей придется рассказать Майлсу, почему распался ее брак. Сара причесалась, поправила макияж. Когда она вышла из спальни, в камине уже вовсю пылал огонь.

Майлс вышел из кухни с бутылкой вина.

– Вот, решил, нам захочется сделать по глоточку, – сказал он, показав на бутылку.

– Пожалуй, да, – согласилась Сара.

Майлсу ее тон показался немного натянутым, и это его насторожило. Сара устроилась на диване, и он сел рядом. Они довольно долго молча попивали вино.

Наконец Майлс взял ее за руку.

– Что с тобой? – спросил он ласково.

– Я тебе не все рассказала, – тихо произнесла она.

Сара уселась поудобнее. Майлс дал ей время собраться с мыслями, а потом тихонько пожал ее ладонь.

– Помнишь, ты спрашивал о моем бывшем муже?